Просто Володька
ПРОСТО ВОЛОДЬКА
Антон Суровый
Сентябрь, но жарко – под двадцать пять. Мы сидим на сквознячке под старой яблоней и потягиваем прошлогоднее самодельное вино из мелкого синего винограда, который заплёл весь дом. Вино отдаёт добавленной для крепости самогонкой, Володька смеётся – почти как виски.
Соседи из ближайших жилых домов так и зовут его – Володькой, иногда уважительно – Владимирычем, считают человеком отзывчивым и положительным. Володька пьёт в меру, готов поделиться, особенно со стариками-пенсионерами, содержит в порядке дом, ухаживает за садом и огородом, и даже засевает житом и ячменём гектара полтора ничейной земли. Пробовал и пшеницу, но она здесь родит плохо – супесь.
Зелёная поляна, полупокинутая деревушка в подбрюшье Зоны отчуждения, целые кварталы брошенных печальных домов. Красота неописуемая – вокруг безлюдье, леса, поля, превратившиеся в луга, речка Уж с непуганой рыбой. Тишина, чернейшая темень в безлунные ночи, по весне приходят кабаны – трусить со сливовых деревьев хрущей, зимой забегают на огороды волки, но редких людей не трогают - еды и так хватает.
Обсуждаем последние новости про Кравченко и Гонгадзе. Володька смеётся, закусывая салатом из помидоров и жареной картошкой: «Ну, учудили клоуны, последнему дураку понятно, что наших это рук дело». Наши – это ФСБ. Вот уже одиннадцать лет чекисты ловят его, беглеца - в Приамурье и на Северном Кавказе, в Грузии и Азербайджане, ловят в Европе и даже в Аргентине, а он, живой и улыбающийся, сидит вот передо мной, в Богом забытой полесской деревне.
В далёком 1999-м он, ученик Собчака и последователь Ельцина, воспротивился поддержать вызревший в мозгах соратников план по развязыванию второй чеченской войны – со взрывами домов и гебешной провокацией в Дагестане, за что и поплатился. Собственной ликвидации, к счастью, удалось избежать – благодаря природной смекалке и навыкам работы в разведке.
Но пришлось бежать, бросив всё – службу, семью, надежды на демократическое развитие России, прятаться на чердаках и в тоннелях теплотрасс, изменять внешность, запутывать следы, просить милостыню и питаться по помойкам. Он знал – воевать с системой бесполезно, обращаться за помощью – бессмысленно, Органы всегда были, есть и будут истинными хозяевами России.
На его место был посажен двойник, точная копия, неотличимый даже для жены, образцы отпечатков и тканей для идентификации – заменены. Затем двойник стал президентом, снова президентом и обратно премьером, а Россия – авторитарной диктатурой, безнадёжно скатывающейся в азиатский феодализм.
Только здесь, в полесской глуши, к бывшему директору ФСБ, секретарю Совбеза и председателю правительства России, пришёл покой. Крыша над головой, тишина, возня в удовольствие на огороде, ярчайшие звёзды по ночам, раздумья возле печи под треск поленьев – что ещё человеку нужно? Постепенно забывались жена и дочери, Петербург, гебешное прошлое, он перешёл на украинский язык и стал бриться раз в неделю.
Оставляю хозяину гривны, поменянные в Иванкове на его долларовые бумажки – нашёл на одной из гебешных явок, где скрывался после побега - сам Володька на людях справедливо светиться не любит. Садится солнце, повиснув над зазубренным краем соснового леса, ласточки расселись на проводах, ветерок рябит поверхность ставка в конце огорода. Пора прощаться.
Володька выходит проводить меня к машине, укладывает в багажник гостинцы - сумки с картошкой и помидорами и бутыль домашнего вина. Пожимаю его шершавую от хозяйских забот руку, обнимаемся на прощание. Володька улыбается и весь светится покоем и благодушием. Ему здесь хорошо, он счастлив.
